У Андрие зазвонил мобильник.
— Привет, Реми. Да...
И он отошел на достаточно большое расстояние, чтобы его голоса не было слышно.
— Вы не сходите вместе со мной в часовню? — спросила Бланш, глядя Шибу прямо в глаза. В ее собственных глазах не было никакого — ни малейшего! — воспоминания о событиях прошлой ночи.
— Если хотите...
— Спасибо.
Он направился следом за ней. По дороге Бланш споткнулась, но он даже не приблизился к ней, о нет!
Входя в часовню, Шиб испытывал опасение, что ему опять предстоит увидеть незабывамое жуткое зрелище. Но нет, Элилу спокойно лежала в своем прозрачном стеклянном гробу, Христос по-прежнему был распят на стене. Только едкий запах мочи напоминал о том, что здесь недавно произошло.
— Должно быть, сюда забралась кошка, — заметила Бланш. — Я скажу Айше, чтобы вымыла пол.
Она подошла к гробу дочери, скрестив на груди руки и слегка ссутулившись, но ее шаги были твердыми.
— Я начинаю понимать, — тихо сказала она, — я начинаю понимать, что ей лучше там, где она сейчас... Я бы никогда не пожелала ей этого... потому что мне так больно... Разумеется, это не означает, что я смирилась с ее смертью... или смирюсь когда-нибудь...
Она положила дрожащую руку на стеклянную крышку гроба.
— Мама здесь, моя дорогая, — прошептала она, — мама тебя любит. Пусть даже месье Морено считает, что мама просто шлюха, она все равно тебя любит.
От этих слов Шиб остолбенел.
— О, господи, перестань!
— Господь здесь совершенно ни при чем. Так ты не считаешь меня шлюхой?
— Когда ты играешь с такими вещами, мне хочется тебя ударить, — пробормотал он.
— Наверняка тебе больше нравится, когда я просто молча трахаюсь.
Эти грубые слова в ее устах прозвучали более чем странно.
Они молча смотрели друг на друга, неподвижно стоя по обе стороны гроба Элилу. Затем Бланш отвела глаза и отвернулась. Тут вошел Андрие, засовывая мобильник в карман пиджака.
— Извините, деловой разговор...
Шиб поспешно распрощался и вышел. Его сердце терзали последние слова Бланш. Она подтачивала его силы, действовала на него разлагающе, исподволь завладевая им, как тление телами, которые он бальзамировал. Сев в машину, он включил магнитолу и врубил звук на полную мощность. Том Уэйтс запел «Дом, в котором никто не живет». Интересно, кто на самом деле живет в Бланш? Или она просто кукла, чья голова набита острыми стеклянными осколками какой-то дикой мозаики?
В ушах у него зазвучал голос Грега: «Чувак, ты задаешь себе слишком много вопросов, на которые нет ответов. И себя мучаешь понапрасну, и всех остальных заколебал!» Он твердо решил, что перестанет думать вообще.
На вечеринке, затеянной Грегом, разговор быстро превратился в бурный спор о последних событиях, лихорадочный пинг-понг из вопросов и ответов. Грег изумлялся, тараща глаза, Айша заполняла лакуны в его осведомленности, Гаэль выдвигала тысячу предположений в минуту. «Хорошенький отдых!»— подумал Шиб. Его мысли были заняты совершенно другим, и он не чувствовал в себе сил, чтобы заново пережевывать страшные события.
Он спросил Айшу, что она знает о сексуальной ориентации Шарля. В ответ она нахмурилась.
— Думаю, что-то с ним не так. Во всяком случае, на меня он не реагирует, будто я резиновая кукла.
— Луи-Мари сказал мне, что его братец — гомосексуалист и что у него была связь с Коста.
— Вот оно что! Ну и сволочь этот Коста!
— Но Шарль сказал, что Луи-Мари— записной врун.
— Луи-Мари никогда не врет! — возмутилась Айша. — Он единственный не боится спорить с отцом.
— А Шарль очень привязан к матери?
— Как все мальчишки... Вот уж кто действительно привязан к Бланш, так это папаша Осмонд. Как увидит ее, так просто слюной исходит, бедняга!
— Он не ладит с женой?
— С Клотильдой? Вовсе нет... Но ты же ее видел— не так чтобы слишком сексуальна!
Джон Осмонд с его мясистым носом и пивным брюхом... Решил отыграться на дочери, когда не удалось соблазнить мать? Если только... Если только Бланш сама не соблазняла всех мужиков из своего окружения... Если не участвовала в оргиях вместе с Элилу...
Должно быть, последние фразы он произнес вслух, потому что Гаэль с сомнением спросила:
— Ты думаешь? А Грег сказал:
— Если они так развлекаются, я могу это узнать — мать знает всех «любителей», она ведь не только клуб содержит, но уже лет тридцать устраивает вечерушки типа «Смени партнера!».
Айша нервно фыркнула, не желая, чтобы их услышал официант.
На следующее утро, когда они с Гаэль приехали к дому Андрие, Шиб все еще думал о вчерашнем разговоре. Девушка вышла из машины, подавила зевоту, пригладила волосы.
— Честно говоря, не знаю, что тут еще можно вынюхать, — сказала она.
— Сунем нос, куда сможем. Пороемся в доме.
— Ладно. Обыщем кабинет Андрие в надежде найти фотографии Коста с Шарлем или Бланш, оседлавшей Джона Осмонда под восхищенным взглядом мужа...
— Кстати, об Осмондах...
Шиб подтолкнул локтем Гаэль.
В этот самый момент рука об руку входили в дом Джон и Клотильда Осмонд. Клотильда несла большую корзину с фруктами.
— Ну надо же, искупительный визит! — с иронией произнесла Гаэль. — Черт, как юбка давит...
— Перестань налегать на спиртное, забудь про пиццу «Четыре сыра»...
— Завязывай с советами. Наш выход! Сделав глубокий вдох, они пошли на приступ. Бланш, одетая в льняное платье цвета лаванды, благодарила Осмондов за фрукты.
— Они великолепны! — сказала она, рассеянно поглаживая гуаяву. — Право, не стоило...
— Мы были на рынке и просто не удержались, — щебетала Клотильда. — Я знаю, что Жан-Юг любит экзотические фрукты! Как и Джон!