Мастерская смерти - Страница 14

Рядом с ней плакал кровавыми слезами ее сын, прибитый к огромному деревянному кресту. Шиб вздохнул. Ему также казалось странным поклоняться человеку, претендующему одновременно на звание Отца, Сына и Святого Духа, а не человеку с головой сокола. Может быть, его отец был поклонником вуду? Или в его жилах течет кровь какого-нибудь великого африканского правителя? Он погладил одну из гладко отполированных скамеек и наклонился, чтобы вдохнуть приятный запах воска.

— Здравствуйте.

Он не слышал, как она вошла. И обернулся — слишком резко.

На ней была серая шерстяная юбка и черный пуловер под горло. Никакой краски на лице, никаких украшений, кроме золотой цепочки с крестиком. Очень бледная, со скрещенными на груди руками, она напоминала восковую статую.

— Я могу ее увидеть? — тихо спросила Бланш. Он сделал шаг ей навстречу, словно пытаясь помешать.

— Я... я думаю, будет лучше подождать вашего мужа. Это зрелище может оказаться слишком тяжелым.

— Она что, так изменилась?

— Нет, но, поверьте, будет правильнее, если вы сделаете это вместе.

Бланш заломила руки, губы ее задрожали. Она отвернулась, сделала глубокий вдох, потом снова повернулась к Шибу. Серые глаза цвета дождя, цвета горизонта без единого лучика надежды... Шиб с ужасом осознал, что его правая рука сама собой пришла в движение, собираясь погладить ее по щеке, — он удержался в последний момент. Бланш, казалось, ничего не заметила. Она не отрывала глаз от гроба, в котором лежал ее ребенок.

Пылинки, танцующие в солнечном луче. Тишина. Звук их дыхания. Учащенное дыхание Бланш.

Внезапно она резко взглянула на него, и глаза ее засверкали, как будто она наконец решилась выплеснуть наружу гнев и отчаяние.

— Выпьете что-нибудь? Ошеломленный, он машинально кивнул. Они вышли из часовни.

— Вы видели, как цветут лавровые деревья? — спросила Бланш по дороге к зимнему саду.

Шиб кивнул. Если она целыми днями вот так сдерживается, неудивительно, что по ночам ей снятся кошмары. Лучше бы ей выплакаться, рвать на себе волосы, царапать щеки, выть волчицей на Луну, оплакивая своего детеныша.

В зимнем саду пахло свежевскопанной землей и инсектицидом. Шиб ощутил эти запахи с порога и тут же остановился. Все дети были здесь — Шарль, Луи-Мари, Аннабель и Энис. Они сидели на крошечных японских табуреточках вокруг низкого столика с зеленым керамическим покрытием. Очевидно, собирались пить чай.

— Дети, поздоровайтесь с месье Морено, — сказала Бланш, подводя Шиба к одному из плетеных кресел у стеклянной стены.

Послышался нестройный хор не слишком дружелюбных «здрасьте». Шиб заметил, что дети пили не чай, а горячий шоколад и ели оладьи. Они жевали бесшумно, не толкались, не ссорились, лишь изредка переглядывались и хихикали. Слишком застенчивые? Или выдрессированные, словно собачонки?

— Садитесь, пожалуйста.

Он повиновался, чувствуя, как четыре пары недружелюбных глаз сверлят его затылок.

— Чай, кофе или что-нибудь укрепляющее? — спросила Бланш, словно автомат.

«Укрепляющее»! Откуда она набралась таких слов — из руководства по этикету столетней давности?

— Чай, пожалуйста, — ответил Шиб, пытаясь поудобнее устроиться в узком жестком кресле.

Появилась Айша, толкая перед собой столик на колесах, на котором стоял желто-красный керамический чайничек и крошечные чашечки. Понятно, опять зеленый чай. Японская обстановка, японский чай, но секс, должно быть, французский — судя по количеству детей. Браво, Шиб, скоро ты переплюнешь Грега!

Он отпил глоток чая, который оказался очень горячим и обжег ему язык. Шиб чуть не выронил чашечку и поставил ее на такое же крохотное блюдце. Айша начала убирать посуду с детского стола. Послышалось стрекотание электронной игрушки Аннабель. Шарль принялся писать что-то в тетради, Луи-Мари раскрыл книгу— это оказался «Гарри Поттер», а маленькая Энис, усевшись на, пол, заговорила о чем-то с плюшевым кроликом в красных штанишках.

Шиб перевел взгляд на женщину, сидевшую напротив него: ее бледный профиль четко вырисовывался в потоке света. Классическая красота, такая холодная и хрупкая... опасное сочетание, Шиб, она уже завладела твоим умом, и скоро ты, словно расплавленный воск, растечешься у ее ног, а она оттолкнет тебя кончиком туфельки, поморщится и скажет: «Айша, уберите это».

Еще один глоток чая... С каким удовольствием он бы выпил ледяного пива! Бланш пила свой чай, уставившись в пустоту. На ее горле билась маленькая жилка. Шиб едва удерживался от того, чтобы не провести по ней кончиком пальца и не прошептать: «Успокойся, все наладится». Но ничто не наладится. Элизабет-Луиза не воскреснет, как и маленький Леон. Бланш родит еще одного ребенка, будет принимать все больше и больше транквилизаторов, начнет пить тайком и в конце концов окажется в клинике для прохождения курса дезинтоксикации— высохшая, с растрепанными волосами, но не утратившая аристократичности. Ее угнетенный дух вырвется наконец на свободу и будет лихорадочно метаться во все стороны, не разбирая дороги, лишенный ориентиров...

...совсем как ты сейчас, старина Шиб.

— Мам!

Молчание, потом спокойный голос Бланш:

— Что, дорогой?

Перед ними стоял Луи-Мари в отглаженных джинсах, синем свитере и белых кроссовках.

— Пьер пригласил меня на день рождения, в субботу днем.

— Боюсь, ты не сможешь пойти, дорогой.

— Но почему? Ведь это суббота, занятий не будет, к тому же все туда собираются!

— В субботу днем приедет Жослен для освящения.

— А в воскресенье он не может приехать?

— Какой же ты тупица, Луи! — послышался презрительный голос Шарля.